– Щекотно, – сказала она, отодвигаясь от его пушистых крашеных усов, и с любопытством уставилась на адъютанта.

– Ваше сиятельство, чрезвычайное происшествие, – тяжело дыша, доложил капитан.

Он старался говорить тихо, но в наступившей тишине слова разносились далеко.

– А? Что такое? – спросил еще недоулыбавшийся Долгорукой. – Какое такое происшествие?

– Только что сообщили. На Николаевском вокзале совершено нападение на исправляющего должность начальника Губернского жандармского управления Сверчинского. Полковник убит. Его адъютант ранен. Есть и другие жертвы. Нападавшие скрылись. Движение поездов на Петербург остановлено.

Глава восьмая

Купили порося

Ночью он спал только два часа. Дело было не в клопах, не в духоте и даже не в пульсирующей боли – подобные мелочи не заслуживали внимания. Имелась проблема куда более насущная.

Грин лежал, закинув руки за голову, и сосредоточенно думал. Рядом на полу тесной каморки спали Емеля и Снегирь. Первый беспокойно ворочался, очевидно, одолеваемый кровососами. Второй тоненько вскрикивал во сне. Удивительно, что вообще уснул после вчерашнего.

Неожиданный исход сотрудничества с Козырем потребовал быстрых действий. Первым делом Грин привел в чувство истерически всхлипывающую Жюли, для чего пришлось легонько побить ее по щекам. Трястись после этого она перестала и выполняла всё, что он ей говорил, только избегала смотреть на неподвижное тело и светлую лужу от вина, которая темнела на глазах, разбавляемая кровью.

Затем наскоро перемотал свои раны. Трудней всего было с ухом, поэтому просто прикрыл его платком и потуже натянул приказчичью ватную фуражку. Жюли принесла кувшин воды – смыть кровь с лица и рук.

Теперь можно было уходить.

Поставив Жюли сторожить у саней, Грин перетащил мешки из номера. Как прежде, по два за раз, не вышло – не следовало тревожить раненое запястье больше нужного.

Куда везти деньги, он стал думать, только когда благополучно отъехали от «Индии».

На место сбора, в будку виндавского обходчика, опасно. Место голое, кто-нибудь увидит, как затаскивают мешки, заподозрит, что краденый товар из грузового состава.

В другую гостиницу? С мешками в номер не пустят, а отдавать их на сохранение рискованно.

Выход нашла Жюли. Вроде бы сидела молча, нахохленная в своем мещанском платке, ни о чем не спрашивала, думать не мешала. И вдруг говорит:

– А на Николаевский. У меня багаж в камере хранения. Чемоданы заберу, вместо них мешки оставлю. Там порядки строгие, шарить никто не станет. И полиции в голову не придет, что деньги прямо у них под носом.

– Мне там нельзя, – объяснил Грин. – Приметы.

– Тебе и не нужно. Скажу, что я горничная, за барыниными чемоданами. У меня квитанция. А в мешках, скажу, господские книжки. Какое кому дело. Ты – кучер, в санях останешься, на вокзал не пойдешь. Я носильщиков приведу.

Слышать, как она называет на «ты», было странно и неловко. Но идея про камеру хранения была правильная.

С вокзала поехали в гостиницу «Китеж» близ Красных Ворот, хоть и не первого разряда, но зато с телефоном у стойки, что сейчас имело особенную важность.

Грин протелефонировал связной. Спросил:

– Что они?

Игла дрожащим от волнения голосом ответила:

– Это вы? Слава Богу! С вами все хорошо? Товар у вас?

– Да. Что остальные?

– Все здоровы, только Арсений заболел. Пришлось оставить.

– Лечат? – нахмурился он.

– Нет, поздно. – Голос снова дрогнул.

– Пошлите за моими на Виндавский. Пусть в гостиницу «Китеж». Начало Басманной. И вы сюда. Номер семнадцать. Возьмите спирт, иголку, суровые нитки.

Игла приехала быстро. Коротко кивнула Жюли, едва на нее взглянув, хотя видела впервые. Посмотрела на замотанную голову Грина, на заклеенную бровь, сухо спросила:

– Вы тяжело ранены?

– Нет. Принесли?

Она поставила на стол маленький саквояж.

– Здесь спирт, иголка и нитки, как вы просили. И еще марля, вата, бинт, пластырь. Я училась на курсах милосердных сестер. Только покажите, я всё сделаю.

– Это хорошо. Бок могу сам. Бровь, ухо и руку неудобно. И пластырь правильно. Ребро сломано, стянуть.

Он разделся до пояса, и Жюли жалобно охнула, увидев синяки и мокрую от крови повязку.

– Ножевое, неглубоко, – объяснил Грин про рану в боку. – Важное не задето. Только промыть и зашить.

– Ложитесь на диван, – приказала Игла. – Я вымою руки.

Жюли села рядом. Ее кукольное лицо было искажено страданием.

– Гриночка, бедненький, тебе очень больно?

– Вам тут не нужно, – сказал он. – Вы свое сделали. Пусть она. Отойдите.

Игла быстро, ловко обработала рану спиртом. Суровую нить тоже вымочила в спирте. Прокалила на свече иголку.

Чтобы она не так напрягалась, Грин попробовал сказать шутку:

– Игла с иглой.

Очевидно, получилось недостаточно смешно – она не улыбнулась.

Предупредила:

– Будет больно, потерпите.

Но боли он почти не чувствовал – сказывалась тренировка, да и дело свое Игла знала.

С интересом наблюдая, как она кладет мелкие, аккуратные стежки сначала на боку, потом на запястье, Грин спросил:

– «Игла» – из-за этого?

Вопрос вышел неуклюжий, он сам это почувствовал, но Игла поняла.

– Нет. Из-за вот этого.

Быстрым движением подняла руку к тугому узлу волос на затылке и выдернула длинную, острую заколку.

– Зачем? – удивился он. – Защищаться?

Она промыла спиртом разбитую бровь, наложила два шва и только потом ответила.

– Нет. Заколоться, если арестуют. Я знаю, нужно вот сюда. – И показала себе на шею. – У меня клаустрофобия. Не выношу тесных помещений. Могу не выдержать тюрьмы и сломаться.

Ее лицо залилось краской – было видно, что признание далось Игле нелегко.

Вскоре прибыли Емеля и Снегирь.

– Ранен? – испуганно спросил Снегирь.

А Емеля, оглядевшись, прищурился:

– Где Рахмет?

На первый вопрос Грин не ответил, потому что было излишне. На второй объяснил:

– Нас теперь трое. Рассказывайте.

Рассказывал Снегирь, Емеля время от времени вставлял реплики, но Грин почти не слушал. Он знал, что мальчику нужно выговориться – в первый раз был на настоящей акции. Однако детали перестрелки значения не имели, думать сейчас надо было о другом.

– …Он отбежал немножко и упал. Ему вот сюда попало. – Снегирь показал повыше ключицы. – Мы с Гвоздем хотели его на руки подхватить, а он быстро так приставил револьвер к виску… Голову в сторону дернуло, и упал. А мы все побежали…

– Хорошо, – перебил Грин, решив, что хватит. – К делу. Мешки с деньгами на вокзале. Взять взяли, теперь переправить в Питер. Трудно: полиция, жандармерия, филеры. Раньше искали только нас, теперь еще и деньги. А нужно срочно.

– Я думала, – быстро сказала Игла. – Можно отправить шестерых человек, каждому дать по мешку. Не может быть, чтобы все шестеро попались, кто-то непременно проскочит. Завтра этим займусь. Пятеро есть, я буду шестая. Мне как женщине даже легче.

– Завтра так завтра, – потянулся Емеля. – Утро вечера мудренее.

– Я тоже могу взять, – подала голос Жюли. – Только в моем багаже мешок будет смотреться странно. Я переложу пачки в чемодан, ладно?

Грин достал часы. Половина двенадцатого.

– Нет. Завтра они так обложат, что не вывезти. Будут вещи досматривать, нельзя. Сегодня.

– Что сегодня? – недоверчиво спросила Игла. – Деньги провозить сегодня?

– Да. Ночным. В два.

– Но это совершенно невозможно! Уже сейчас поднята вся полиция. Я пока сюда ехала, несколько раз видела, как повозки останавливали. А на вокзале, поди, такое творится…

И тогда Грин изложил свой план.

Предусмотреть нельзя было только одно – что после взрыва начальник вокзала с перепугу задержит отправление петербургского поезда и вообще прекратит движение на железной дороге.

А так всё прошло в точном соответствии с планом.