– Я… Я к господину Бурляеву. Узнать, не удалось ли выйти на след убийц… Мне шепнули, что вчера ночью произведен арест… Вы ведь князь Пожарский? А я…

– Я знаю, кто вы, – резко оборвал его флигель-адъютант. – Вы человек, проваливший задание огромной важности. Вы, Зейдлиц, преступник и предстанете перед судом. Я запрещаю вам отлучаться из Москвы до особого распоряжения. Что вы вообще здесь делали? Подслушивали под дверью?

Уже в третий раз за короткий срок с петербуржским гостем произошла решительная метаморфоза. Благодушный с коллегами и напористый с Рахметом, с проштрафившимся жандармом он был резок до грубости.

– Я не позволю! – вспыхнул Зейдлиц, чуть не плача. – Я офицер! Пусть под суд, но вы не имеете права со мной так! Я знаю, что мне нет прощенья. Но, клянусь, я искуплю!

– В арестантских ротах искупите, – бесцеремонно перебил его князь и захлопнул дверь перед носом несчастного штабс-ротмистра.

Когда Пожарский обернулся, в его лице не было и тени гнева – лишь сосредоточенность и азарт.

– Всё, господа, к делу, – сказал он, потирая руки. – Распределим роли. На вас, Петр Иванович, агентурная работа. Прощупайте все революционные кружки, все связи. Отыщите мне если не Грина, то хотя бы мадемуазель Иглу. И еще вашим филерам задание – сесть на хвост Зейдлицу и его людям. После взбучки, которую я устроил этому остзейскому барбосу, он землю носом рыть будет. Ему сейчас нужно шкуру спасать, поэтому он проявит чудеса рвения. И в методах особенно миндальничать не будет. Пускай потаскает каштаны из огня, а кушать их будем мы. Теперь вы, Станислав Филиппович. Раздать приметы преступников вашим людям на вокзалах и заставах. Вы отвечаете за то, чтобы Грин не покинул пределов Москвы. А я, – князь лучезарно улыбнулся, – поработаю по линии Гвидона. В конце концов, это только справедливо, потому что завербовал его я. Поеду в «Лоскутную», сниму хороший номер и отосплюсь. Сергей Витальевич, вас попрошу все время быть у аппарата на случай, если поступит сигнал от Гвидона. Немедленно дадите мне знать. Всё будет отлично, господа, вот увидите. Как говорят галлы, не будем опускать нос.

Возвращались на санях в полном молчании. Смольянинов, кажется, и непрочь был бы высказаться, но не решался. Сверчинский встревоженно вертел холеный ус. Фандорин же выглядел непривычно вялым и подавленным.

Честно говоря, было с чего.

В блеске столичной знаменитости лестный ореол, окружавший статского советника, изрядно потускнел. Из персоны первой величины, к каждому слову и даже молчанию которой окружающие прислушивались с почтительным вниманием, Эраст Петрович превратился в фигуру необязательную и даже несколько комичную. Собственно, кто он теперь такой? Следствие возглавил опытный, блестящий специалист, который справится с задачей явно лучше, чем московский чиновник особых поручений. Успеху розыска будет способствовать и то, что означенный специалист явно не стеснен излишней щепетильностью. Впрочем, в этой мысли Фандорин сразу раскаялся как в недостойной и нашептанной уязвленным самолюбием.

Главная причина для расстройства заключалась в ином – статский советник честно себе в этом признался. Первый раз судьба свела его с человеком, обладавшим большим сыскным дарованием. Ну, может быть, не в первый, а во второй. Давным-давно, еще в самом начале карьеры, Эрасту Петровичу встретился другой такой же талант, но вспоминать ту припорошенную временем историю он очень не любил.

И ведь устраниться от расследования тоже было нельзя. Это означало бы, пойдя на поводу у гордости, предать добрейшего Владимира Андреевича, ожидавшего от своего помощника содействия и даже спасения.

Доехали до Жандармского управления и все так же молча проследовали в кабинет Сверчинского. Здесь выяснилось, что полковник по дороге тоже думал о генерал-губернаторе.

– Беда, Эраст Петрович, – хмуро, без обычных экивоков заговорил Станислав Филиппович, когда уселись в кресла и задымили сигарами. – Вы заметили, что он даже представляться Владимиру Андреевичу не поехал? Всё, старику конец. В высших сферах вопрос решен. Это ясно.

Смольянинов жалостливо вздохнул, а Фандорин с грустью покачал головой:

– Для князя это будет страшным ударом. Он хоть и в преклонных летах, но т-телесно и умственно еще вполне бодр. И городу под ним было хорошо.

– Черт с ним, с вашим городом, – жестко сказал полковник. – Главное, что нам с вами под Долгоруким хорошо. А без него будет плохо. Меня, разумеется, в должности начальника управления не утвердят. Да и ваше привольное житье закончится. У нового генерал-губернатора будут свои доверенные лица.

– Н-наверное. Но что же тут можно сделать?

Осторожного Станислава Филипповича было прямо не узнать.

– А то. Надо оставить Пожарского с носом.

– Вы предлагаете найти террористов раньше, чем это сделает п-полковник Пожарский? – не столько спросил, сколько констатировал чиновник.

– Именно. Но этого мало. Этот князек слишком шустр, нужно его нейтрализовать.

Эраст Петрович чуть не поперхнулся сигарным дымом.

– Станислав Филиппович, Г-Господь с вами!

– Не убить, конечно. Этого еще недоставало. Есть способы и получше. – Голос Сверчинского стал мечтательным. – Например, выставить этого попрыгунчика дураком. Сделать смешным. Эраст Петрович, дорогой мой, нужно показать, что мы, «долгоруковские», стоим побольше, чем заезжий столичный хлюст.

– Я, собственно, от расследования не отказался, – заметил статский советник. – При распределении «ролей» господин Пожарский оставил меня б-без дела. А сидеть сложа руки я не привык.

– Вот и превосходно. – Полковник вскочил и энергично прошелся по комнате, что-то обдумывая. – Итак, вы задействуете ваш аналитический талант, уже не раз всех нас выручавший. А я позабочусь о том, чтобы князек стал всеобщим посмешищем. – И дальше Станислав Филиппович забормотал себе под нос что-то невразумительное. – «Лоскутная», «Лоскутная»… Там у меня этот, как его… Ну который коридорными ведает… Терпугов? Сычугов? Черт, неважно… И Коко, да, непременно Коко… То, что нужно…

– Эраст Петрович, а мне с вами можно? – шепотом спросил поручик.

– Боюсь, что я теперь превратился в частное лицо, – так же тихо ответил Фандорин и, видя, как расстроенно вытянулась свежая физиономия поручика, сказал в утешение. – Очень жаль. Вы бы мне очень п-пригодились. Ну да ничего, все равно ведь общую работу делаем.

От управления до дома было не более пяти минут неторопливого хода, однако статскому советнику этого времени вполне хватило, чтобы найти в розыске свою нишу – увы, узковатую и не очень-то обнадеживающую.

Рассуждал Фандорин так.

Пожарский выбрал для себя самый короткий путь, чтобы выйти на БГ, – через Рахмета-Гвидона.

Охранка станет подбираться к боевикам окольными тропинками, отрабатывая революционные цепочки.

Жандармы готовы сцапать террористов при попытке покинуть Москву.

Еще есть Зейдлиц, который пойдет напролом, как медведь сквозь валежник, и действовать будет методами, о которых даже думать не хочется. При этом на хвосте у него повиснут филеры Мыльникова.

Таким образом, Боевая Группа во главе с господином Грином обложена со всех сторон. Деться ей некуда. Частному расследователю с туманными полномочиями вклиниться вроде бы тоже некуда. И без него столько вокруг расследователей – того и гляди затопчут.

Но были три мотива, настойчиво побуждавших Эраста Петровича к немедленным и решительным действиям.

Жалко старого князя. Это раз.

Нельзя проглотить оскорбление, нанесенное господином Грином, который посмел использовать для своей дерзкой акции маску статского советника Фандорина. Это два.

И три. Да-да, три: задетое самолюбие. Еще посмотрим, ваше питерское сиятельство, кто чего стоит и на что способен.

От ясной формулировки мотиваций голова заработала лучше и четче.

Пускай соратники всей толпой ищут Боевую Группу. Поглядим, отыщут ли и как скоро. А мы станем искать предателя в рядах защитников закона. Это, пожалуй, поважнее, чем поимка террористов, хоть бы даже и очень опасных.